ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

С. Гусев.

Октябрьская революция была соединением, на основе назревающей международной пролетарской революции, двух революций: пролетарской, социалистической в городе, и крестьянской, мелко-буржуазной в деревне. К эпохе октябрьской революции наметились на мировой арене следующие силы: русское революционное крестьянство, русский революционный пролетариат, медленно "зреющий" для революции (притом с различной скоростью для разных стран) мировой пролетариат, начинающие революционную освободительную борьбу колониальные страны. Против этого мирового революционного фронта стоял мировой контр-революционный фронт империализма. А между этими двумя фронтами колебались многочисленные мелко-буржуазные слои и прослойки.

Эти основные стратегические силы мировой революции остались и по настоящее время на ее арене и еще останутся на довольно продолжительный период времени.

Для обоих фронтов, революционного и контр-революционного, в настоящее время характерно отсутствие однородности и единства.

На революционном фронте силы отличаются пестротой (крестьянство, пролетариат, колониальные народы), при чем у различных участников этого фронта и объективно, и субъективно цели борьбы различны (хотя враг общий): пролетариат объективно, а часть его и субъективно, идет на социалистическую революцию, единства в его рядах в мировом масштабе еще нет, но оно увеличивается (развитие III Коминтерна). Крестьянство объективно тянет к капиталистическому строю, при чем часть его готова итти вместе с пролетариатом. Наконец, колониальные страны также идут к капитализму, при чем в тех, которые уже индустриализированы, отдельные отряды пролетариата готовы итти с мировым пролетариатом непосредственно к социализму.

Контр-революционный фронт мировой революции отличается гораздо большей однородностью, но единства в нем нет и не может быть в силу непримиримой борьбы между национальными группами империалистов, вызываемой неустранимыми, без перехода к социализму, противоречиями капитализма.

Таким образом, в мировом масштабе революционный фронт идет к большему единству, контр-революционный фронт единства добиться не может.

Р. К. П., начиная от февральской революции (и даже ранее), учитывала эту общую стратегическую обстановку и на ней именно

основывала стратегический план октябрьской революции. Четырехлетнее существование Р. С. Ф. С. Р. подтвердило правильность и учета мировой стратегической обстановки, и стратегического плана октябрьской революции.

За эти четыре года, однако, стратегическая обстановка, оставаясь в основе своей одинаковой, все же несколько изменялась. Так контр-революционный фронт мирового империализма обнаружил наибольшую слабость к моменту окончания империалистской войны, затем несколько окреп, а за последнее время (после разгрома Врангеля) вновь начал ослабевать. Революционный фронт также колебался в своей силе, но в общем и целом сила его за эти четыре года значительно возрасла. Достаточно указать на III Коминтерн, чтобы убедиться в этом.

Если остановиться на русском участке мировой революции, - единственном участке, где мировая революция одержала победу и прервала контр-революционный фронт, - то дело представится в следующем виде. В борьбе на этом участке приняли участие почти все перечисленные выше стратегические отряды мировой революции и мировой контр-революции, одни - непосредственно, другие - косвенно. Роль непосредственных бойцов выпала на долю русского пролетариата и русского крестьянства, союз которых против мирового империализма был закреплен двойной октябрьской революцией. Именно в этом соединении двух революций - пролетарской и крестьянской - была сила русского участка.

Но в этом же заключается и его слабость. Крестьянская революция, вместе с окончанием гражданской войны исчерпала себя. Крестьянство получило все, что могла ему дать победоносная до конца крестьянская революция. Крестьянство перестало быть революционным и стихийно потянулось к капитализму, т.-е. против социализма, т.-е. против пролетарской диктатуры. По отношению к крестьянству произошло, примерно, то, что случилось бы, если бы революция 1905 г. была победоносной и если бы в результате этой победоносной революции была осуществлена тогдашняя программа Р. К. П. (т.-е. тогдашних большевиков), включавшая демократическую республику и национализацию земель. Не к чему иному, как к капиталистическому строю, к буржуазно-демократической республике, победоносная революция 1905 г. и не могла повести. Это большевики твердо и категорически заявляли и тогда. Февральская революция 1917 г. плюс крестьянская революция в октябре дали в сумме победоносную революцию 1905 г. А к этой революции прибавилась (в результате империалистской войны и вызванной ею революционной ситуации во всем мире) октябрьская революция пролетариата.

Русский участок, таким образом, как раз после отбития трехлетней вооруженной атаки со стороны мирового империализма, ослабел вследствие отхода крестьянства от революции. Но, с другой стороны, за те же годы западноевропейский пролетариат и революционно-освободительное движение в колониальных странах настолько окрепли, что новое вооруженное наступление на русский участок, по крайней мере на известный период, стало невозможным. В силу этого трудности военного характера на русском участке исчезли. Но они заменились трудностями экономического порядка и связанными с ними трудностями политического свойства.

В экономической области эти трудности делятся на две категории: во-первых, чрезвычайное разорение и обнищание страны, огромное расстройство и падение сельского хозяйства, промышленности и транспорта; во-вторых, стремление крестьянства к восстановлению своего

хозяйства, ведущее в условиях частно-собственнического индивидуального хозяйничания к возрождению капитализма в деревне.

Здесь перед пролетарской диктатурой стоит противоречивая задача: чрезвычайное разорение и обнищание страны требует в интересах укрепления этой диктатуры немедленных и решительных мер к восстановлению сельского хозяйства, промышленности и транспорта. А по отношению к сельскому хозяйству осуществление этой задачи невозможно без предоставления простора частно-владельческому индивидуальному крестьянскому хозяйству, что неминуемо ведет к восстановлению капитализма в сельском хозяйстве, т.-е. к подрыву пролетарской диктатуры.

На первых порах, в течение известного периода, восстановление капитализма в деревне не представляет угрозы пролетарской диктатуре. Но в дальнейшем ей придется иметь дело с чрезвычайно устойчивым, историческим процессом стихийного роста капитализма, на почве многомиллионного частно-собственнического индивидуального крестьянского хозяйства.

Таким образом в начале этот процесс поможет пролетарской диктатуре укрепиться, а затем станет для нас угрозой. Следовательно, в будущем русскому участку с этой стороны угрожает наступление нового врага. В зависимости от стратегической обстановки на других участках мирового фронта здесь придется либо медленно отступить (отступать здесь можно, ибо здесь второстепенный фронт), либо дать решающие бои, если напор с этой стороны окажется чересчур преждевременным по сравнению с ходом борьбы на других фронтах.

Мы сказали, что здесь второстепенный фронт мировой революции. Несомненно, мировая борьба будет решена на Западе, решающий фронт находится там. И после победы на решающих фронтах, хотя бы и частичной, никакой деревенский капитализм не будет опасен для пролетарской диктатуры в России.

Но в ожидании этой победы необходимы меры для того, чтобы ослабить нажим со стороны возрождающегося в сельском хозяйстве капитализма. Эти меры, по крайней мере в ближайший период, менее всего могут заключаться в непосредственном препятствии росту деревенской буржуазии, притом по двум причинам: во-первых, чтобы не воспрепятствовать быстрому подъему сельского хозяйства, который жизненно необходим пролетариату, и без кулака такого быстрого подъема не будет; во-вторых, чтобы преждевременно, пока пролетарская революция на Западе не окрепла, не вызвать политического наступления против русской пролетарской диктатуры со стороны крестьянства.

Организация пролетарских и полупролетарских слоев деревни, укрепляющая диктатуру пролетариата, а потому, безусловно, необходимая, не может ослабить роста капитализма в деревне, как она не препятствует в самых демократических республиках росту кулака. Она только ослабляет эксплоатацию. При пролетарской диктатуре эта организация может сыграть значительно более крупную роль против деревенского капитализма, но не в русских условиях - при очень сильном крестьянстве и крайне ослабленном пролетариате.

Производственная кооперация может несомненно ослабить напор деревенского капитализма на пролетарскую диктатуру.

Если при капитализме кооперация не могла выдерживать борьбы с капиталом, то при пролетарской диктатуре она может сыграть значительную роль. Но полагаться только на нее не следует. В стране, имеющей миллионы частно-собственнических хозяйств, производственная

кооперация может развиваться лишь медленно, да к тому же может попасть в руки деревенского кулачества. Поэтому кооперация не очень надежное обоюдоострое оружие. Мы должны использовать острие кооперации, направленное против кулака, и принять предохранительные меры против острия кооперации, направленного против диктатуры пролетариата.

Основное средство против сельского капитализма заключается в крупном производстве. Это средство уже испытано в капиталистических странах с большим успехом. Оно настолько могущественно, что, даже еще до победы пролетарской революции на Западе, оно может остановить рост деревенского кулачества и убить его экономически. Сумеем ли мы на деле восстановить и развить крупное производство в промышленности и сельском хозяйстве и "обогнать" рост капитализма в деревне без непосредственной хозяйственной помощи западно-европейского пролетариата? - Решить этот вопрос сейчас невозможно.

Но вывод отсюда тот, что, не препятствуя в настоящее время непосредственно (государственными мерами) росту деревенского капитализма, мы должны сосредоточить все усилия на восстановлении крупной промышленности, на быстрейшей электрификации страны, на развитии крупных сельско-хозяйственных государственных предприятий.

В то же время мы заинтересованы на ближайший период в наискорейшем развитии революции на Западе с тем, чтобы поднять ее на такую высоту, которая обезопасила бы нас от всяких внешних нападений. Это - основное условие для того, чтобы мы могли сосредоточить силы на крупном производстве.

Из предыдущего вытекает, что "новая экономическая политика" есть продолжение октябрьской революции, что в самой структуре октябрьской революции, в ее двойственном характере, заложено было то же соотношение классов, на котором покоится теперешняя "новая" экономическая политика.

В октябре 1917 года была закончена начатая в 1905 г. и продолженная февралем 1917 г. буржуазно-демократическая революция, доведенная до конца, т.-е. до полного уничтожения всех остатков феодализма, вплоть до национализации земли. Но одновременно, в октябре же, произошла пролетарская революция. И из соединения этих двух революций, различных по объективной цели, получилось то, что называется в истории октябрьской революцией.

Пролетарская революция, рвавшаяся вперед к коммунизму, получила увесистый крестьянский привесок, который тянет ее "назад к капитализму".

Непосредственная связь "новой" экономической политики с октябрьской революцией становится особенно ясной, если предположить, что за октябрьской революцией не последовал бы трехлетний период гражданской войны.

Какова была бы наша экономическая политика в этом случае? Чем она определялась бы? Конечно, тем же самым соотношением классов, которое сложилось в эпоху октябрьской революции, сохранилось до сих пор и сохранится еще надолго. Не будь гражданской войны, мы в 1919 - 1921 г.г. вели бы ту же самую по существу "новую" экономическую политику (а не политику "военного коммунизма", на которую нас вынудила война). Национализацию мы проводили бы с гораздо большей осторожностью, ограничившись лишь крупнейшими предприятиями, на которых и сосредоточили

бы все наши усилия. И к продналогу от разверстки перешли бы гораздо раньше. Сил и средств у нас в этом случае было бы гораздо больше, а нищеты и разорения гораздо меньше. Поэтому не потребовалось бы от нас той заостренности в вопросе о восстановлении сельского хозяйства, на которую мы вынуждены теперь.

"Новая экономическая политика" есть прямое продолжение октябрьской революции. Этого основного положения многие товарищи еще не поняли, но поймут, поймут...